Росли здесь преимущественно сливы. Низкорослые деревья ровными рядами доходили по горизонтали до Ореховой рощи, а по вертикали – подходили практически к нашему дому. Их голые кроны на белом покрывале зимы напоминали черные окошки шахматной доски. При долгом смотрении они начинали рябить, сливаясь в конечном итоге и создавая тот самый эффект, который офтальмологи именуют «мушки перед глазами».
Одним словом, картина, которую я видел каждое утро просыпаясь (мой диван стоял непосредственно у окна, которое оказалось практически на его уровне), отнюдь не вдохновляла: хоть высоко и обзор прекрасный, а смотреть толком не на что.
В марте сад освободился от снега и деревья полностью затерялись на обнажившемся черноземе. По этой причине я все реже заглядывал в окно; вернее будет сказать, смотрел постоянно в силу расположения спального места, но увиденное ничего не задевало в душе.
Может поэтому, может в силу каких-то других причин я пропустил момент, когда деревья начали цвести. Медленно, я бы даже сказал нехотя, одно за другим они принялись распускать лепестки. Вот зацвела верхняя ветка; вот раскрылась боковая. И вот уже белые пятнышки разбежались по всему саду, чтобы в один прекрасный момент засиять ослепительной белой кипенью. Белой? Нет, не совсем: белой с нежнейшим розовым оттенком.
А потом случилось то чудо, увидеть которое выпадает возможность далеко не каждому, увидеть раз в жизни (во всяком случае, у меня произошло именно так), чтобы осознать и почувствовать, как прекрасна и удивительна наша земля.
Что меня разбудило в то утро, не помню: то ли солнечный луч загорающегося восхода, скользнувший в окно и проскользнувший по лицу; то ли ветер, бившийся в стекло, да так сильно, что подрагивал железный отлив. Я встал, взглянул в окно и замер потрясенный. За ночь буквально весь сливовый сад распустился. Ни одного темного пятнышка, даже метра черной земли не было видно за цветущей кипенью. Внизу расстилалось белоснежное море. Составляющие его деревья колыхались от порывов ветродуя, и от этого казалось, что внизу, по цветущей глади, пробегают легкие волны.
А потом произошло самое необычное. Солнечные лучи опустились, добежали до сада, осветили его и он зарозовел, а потом и вовсе загорелся. Казалось, не может быть ничего более удивительного и потрясающего чем это зрелище!. Сад, горящий нежным огнем; сад, трепещущий, словно живой организм; сад как тончайший инструмент, чутко откликающийся на движения создателя: посланные им солнечный луч и легкий ветер.
Но самое удивительное, как оказалось, ждало впереди. В какое-то незримый момент порыв ветра усилился, и от деревьев оторвалось и взмыло вверх белоснежное облако, состоящее из миллионов нежнейших лепестков. Их тут же зажег солнечный луч, и розовый, сияющий вихрь закружился над садом, какие-то мгновения, дрожа и переливаясь, плыл над ним, а потом, секунды спустя, медленно и беззвучно опустился на землю.
Я не мог оторвать взгляд от чуда, открывшегося глазам, я ждал, что оно повторится. Но ветер прекратился, солнце поднялось над горизонтом, и сад затих, притаился, словно сам в удивлении от того, что произошло с ним.
Все последующие утра во мне словно срабатывал будильник: я просыпался до восхода солнца, до первого его луча. Но больше такой картины не увидел. А потом лепестки опали, сад покрылся зеленью, и я стал ждать следующей весны. Но и она не порадовала меня тем зрелищем, свидетелем которого я стал в мае 1974 года. На следующий год я оставил родительский дом, и весна в сливовом саду прошла мимо меня. А затем в саду приступили к строительству многоэтажных домов и деревья вырубили. Сад исчез, он остался только в моей памяти. И когда печаль заполняет душу, я закрываю глаза и вижу как нежнейшее розовое облако, пронизываемое солнечными лучами, плывет над белокипенным садом. И зовет, зовет за собой.
И откликаясь на его зов, лепесток моей жизни растворяется в нем, готовый вот-вот опустится на землю...
