Что дано мне?
Сегодня где-то в районе десяти часов закололо в груди – перехватило дыхание, стало как-то не по себе. Сердце? Целых четыре года (после операции шунтирования) оно не напоминало о себе. Значит, все возвращается?
Первый звонок был в среду – также закололо в левой стороне – там, где молочная железа. Ехал в маршрутке – набитой людьми, душной от спертого воздуха. Неожиданно голова поплыла, на лбу выступил пот. Маршрутка застряла в пробке на Головко, все хотел выйти, но не мог, потому что дверь была автоматической. В эти минуты боялся только одного: упасть на женщин (перед этим уступил одной из них место и стоял, согнувшись, в проходе), мысленно представляя, как они будут отталкивать мое тело от себя. Но доехал. Вышел, вздохнул свежего воздуха и добрел до работы.
Четверг и пятницу боль была, но она словно пряталась, не хотела о себе активно напоминать. Не хотелось обращаться к врачам. И вот она вернулась. И оказалось, что нам вдвоем очень трудно. Вернее - невозможно существовать вместе. Ноги сами несли в поликлинику – на Пачева, где числюсь, и к которой ближе всего находился в этот момент. Но оказалось, что сегодня там только дежурный врач – терапевт; кардиограмму сделать некому.
Решил идти на работу – пешком: если это сердце – оно даст о себе знать. Дало сразу. К 11 часам доплелся в офис на Кабардинской. Несколько человек ждут у дверей.
Пожилой мужчина, он написал воспоминания; вчера предложил ему принести фото на обложку – все-таки первая и возможно последняя его книга. Он принес, суетливо рыщет по карманам, не может найти.
Маленькая девочка - лет девяти, со своим братишкой. Она живет где-то поблизости и часто приходит – даю открытки ей и ее подружкам, просто так: они их продают прохожим и покупают на вырученные деньги мороженое. Говорю ей, чтобы приходила завтра. А она улыбается, обнимает и радостно восклицает: «Я вас вчера видела по телевизору, вы рассказывали про НЛО!». Боже мой, она даже называет передачу по московскому каналу и громко кричит мою фамилию: «Виктор Котляров». Ей вторит маленький мальчик, спрашивая: «Вас так зовут?».
Мужчина лет сорока. Он начинает работать с Израилем, хочет возить туристов, пришел купить буклеты: «Мне сказали, что этим только вы занимаетесь, помогите мне».
Сказать им всем, что мне плохо? Но ведь плохо мне, а они пришли не за этим.
Я забираю фотографию у заказчика, отдаю открытки улыбающейся девочке, буклет – организатору будущих экскурсий для израильтян и все эти движения сопровождаю поиском в телефоне номера моего друга Нодара. Я звоню ему – товарищу по институту доверенных лиц президента РФ, сыну человека, которого считаю своим учителем – Абу Шарданова. Нодар не в кардиологии, но это не меняет дела.
И вот дорога в Дубки, меня везут в кардиологию.
Боль в голове – она пульсирует и звенит, боль в груди. Сердце бьется быстро-быстро, словно хочет вырваться… Стоп, но это уже было со мной, я только что переживал это. Не в реальной жизни, а просматривая нашу новую книгу «Увлекательная Кабардино-Балкария», в которою в последний момент включил очерк «У смерти запах хризантем». Очень личный и откровенный. Близкие мне люди были против: «Нельзя так открывать душу». Но я их не послушал. Если моя душа уйдет со мной, кто узнает, чем она жила?
Это строчки вошедшие в книгу:: «Вот-вот сердце вырвется и заживет своей жизнью – отдельной от меня и без меня. Зримо увидел его на кровати – пульсирующее кровью, даже руки протянул неосознанно, чтобы оно не упало с кровати. На пол, в пыль... А надо было тянуть их к груди – держать. Двумя руками.
Долго-долго сидел на кровати, прижав руки к правой стороне груди, сцепив их замком. Чего хотел удержать, сам не понимаю. А оно все стучало и стучало, рвалось и рвалось наружу, словно ему было тесно и неуютно, словно оно хотело пожить своей собственной жизнью – вне тела, вне оболочки, вне меня.
Разве уже пришло время ему говорю, разве уже пора настала? А оно не успокаивается, а оно бьется, неутешное. Эй, говорю, ну давай будем честными – если ты получишь свободу, то я уйду, будешь ты, но меня не будет. Нет, не будет тебя и меня, ничего нашего не будет. Мир останется, но нас не будет. Никогда уже не будет. Придержи свой бег, успокойся. А оно не слышит, а оно рвется…».
Кардиология. Реанимация. Кардиограмма. Внимательный молодой врач Заур. Он расспрашивает о симптомах, просит показать, где болит, пальпирует место, где расположена молочная железа, где бьется мое сердце. Типичная ошибка восприятия,- говорит,- все считают, что сердце с левой стороны: а оно посередине, где ваш шов. И кардиограмма у вас почти в норме. А вот давление нет – повышенное. Скорее всего, надо изменять схему, по которой вы пьете таблетки.
Мне понижают давление, предлагают новую схему лечения.
Боль из головы уплывает – медленно-медленно, из груди – затихает, перестает скрестись, но остается – затихнув и спрятавшись. Главное – не сердце. Следовательно, еще есть шанс.
Значит: мы еще поживем!
Или: мы еще поживем?
Кто даст ответ: поживем ли мы еще…
